— …Он хотел много детей. Он же один вырос в семье. И у меня брат есть только один. И заранее мы не обговаривали, сколько детей будет…

А их — восемь, причем, самой младшей — Софье — всего полгодика. Старшему, Мише — 16, следом идут 14-летний Толя, 13-летний Дима, 11-летний Денис. Потом дочки: 10-летняя Аня, 5-летняя Сильвия. Потом снова мальчик, 3-летний Андрюша, потом — Софья. Живут Анатолий и Надежда небогато, в стареньком доме, что в деревне Семенчино, в нем вырос отец семейства и однажды в него привел молодую жену. Можно сказать, это не жизнь, а существование на грани выживания — ведь государство платит Хмельниковым злополучные 70 рублей на ребенка и этим вся помощь ограничивается, а ведь большего количества детей нет ни в одной семье района.

Тем не менее, все дети ухожены. К тому же они воспитаны и держат себя с достоинством. В школе старшие звезд с неба не хватают, но и не числятся среди отстающих. Вообще-то еще каких-то 30 лет назад такие семьи считались обычным делом, но тогда и времена были другие — если не в материальном, то хотя бы в моральном плане. Была вера в светлое будущее… А теперь Хмельниковы только тем и живут, что вырастят на своей земле. Анатолий, между прочим, еще и механизатором работает в колхозе, хотя колхоз уже сам забыл когда своим работникам платил больше десяти тыщ рублей в месяц. Есть у них почти гектар земли, корова, теленок, десять овец и лошадь. Последнее животное — главное подспорье, ведь конь один на всю деревню и он исправно опахивает соседские огороды. Но главной для Анатолия и Надежды всегда оставалась картошка: только для себя ее надо заготовить 70 мешков, а ведь Анатолий регулярно, два раза в неделю, взваливает на себя мешок с картошкой  — и везет его на электричке в Казань, на рынок. Мясо они почти не продают, кормятся им сами, так как в последние годы оно до неприличности подешевело. До станции Тюрлема несколько километров, туда (к великому счастью) доходит самая дальняя казанская электричка, а уж на рынке Анатолий ориентируется смело, не боясь никакой “рыночной мафии”. Дело в том, что он прошел войну и не привык бояться всяких подонков — тем более он знает, что, если он не привезет домой денег, дети будут голодать.

Про ту, афганскую войну Анатолий не рассказывает вообще. Он говорит только: “я стрелял, в меня стреляли…” Факт, что в родное Семенчино вернулся совсем другой человек, а не Толик Хмельников, простой скромный парнишка, которого вся деревня провожала в армию. Это был последний пьяница и первый дебошир, на котором поставили крест даже родственники. Представьте себе: три судимости (одна — за пьяную аварию, две — за хулиганство), два с половиной года на зоне, и пьянка, пьянка… Ну, никто, совершенно никто не понимал, что в нем нашла тихая девчушка, которая вдруг согласилась выйти за него замуж. И первые их сыновья появлялись в семье с вечно пьяным отцом… Но кого здесь судить? Анатолий слишком много видел там такого, чем не мог поделиться ни с кем, даже с близкими. Он топил свою боль в спиртном, и ведь государство даже не могло подумать, что такие вот чистые деревенские парни (эх, почему в горнила войн попадают именно деревенские…) нуждаются в реабилитации — их ведь просто выбрасывали на гражданку, думали, родина раны залечит.

В общем, однажды случилось так. Надя сказала мужу, что не верит в то, что он бросит пить, засобиралась с сыновьями домой, но Анатолий сказал: “Я говорю, что брошу — в все тут!” И уже тринадцатый год он алкоголя в рот не берет. Для деревни это было шоком, ведь Анатолий считался чуть не эталоном окончательно опустившегося человека, и привело это к фантастической развязке: увидев, что он смог, еще несколько десятков мужиков тоже бросили пить!

Хотя, ситуация в деревне и в государстве вообще складывалась так, что поводов сорваться было ой, как предостаточно…

Но вот, что интересно. Семье Хмельниковых очень непросто существовать, но именно они приютили у себя Надеждину бабушку Нину Семеновну, которой уже перевалило за 90. У Надежды есть и другие родственники, но… наверное, у милосердия есть законы, которые недоступны мещанскому пониманию. Просто, Надежда потеряла своих родителей, когда ей было всего 14 лет, и поднимала ее именно Нина Семеновна.

Семья Хмельниковых уже готова была остановить свое умножение, тем более, что четвертым их ребенком стала долгожданная дочка, но вышла одна история, которая… В общем, были аборты, был позор, который так, к сожалению, привычен для российской женщины, но однажды, когда Надежда уже несла в своем чреве, ей приснился сон. К дому подъехала машина, из нее вышла девочка, красивая, и голос свыше произнес: “Это твоя дочка, Сильвия. Храни ее…” Именно оттуда — то ли из сна, то ли еще из более высших сфер, пришел их пятый ребенок с таким необычным именем. Вопрос об абортах с тех пор не вставал, хоть Надежда и не считает себя каким-то особенно верующим человеком. Она бы и сходила в церковь, да близко храмов нет, а далеко ехать — просто нет времени.

С недавних пор супруги полюбили поговорку: никогда не говори “никогда”. Ведь их родная деревня, их район, вообще вся Россия, — вымирают, об этом пишут в газетах, говорят по телевизору. Кому-то надо же решать проблему продолжения рода!..

Вообще сейчас непьющему мужику заработать не так ложно, например, можно поехать строить в дачи в Москву или в Казань. Но у Анатолия есть свой резон оставаться здесь:

— …Я и в Якутии проработал одну зиму, и в Тюменской области работал. Друг у меня и сейчас там, но… он ведь не женат. У наших старших сейчас такой период, что их оставлять нельзя. Контроль над ними нужен, да и вообще они без отца могут распуститься. Эх, мне бы сейчас трактор, культиватор, тележку, плуг… я бы в аренду взял гектар пятьдесят, из них пятнадцать — под картошку, а остальное — под зерно. Жаль, трактора подорожали, я б и подержанный взял тысяч за двести. Но дело сейчас в том, что все наши деньги сейчас на питание уходят…

От государства они помощи не ждут уже давно. В прошлом году газ проводили за свой счет, строить котельную помогал только Толин друг (тот, который сейчас “на северах”). Несмотря на такое положение Хмельниковы знают: в любом случае они не пропадут. Почему? А потому что они на земле. Ниже — только могилы, но туда им рановато. Землей они всегда спасутся, но… как-то, согласитесь, выглядит это все не слишком приглядно. Видимо, государство наше красиво умеет только слова городить.